Особенно интересным и единственным в своем роде является Пепкинский курган, расположенный в 750 м к востоку от д. Пепкино Горномарийского района, вправо от дороги из города Козьмодемьянска к Московско-Казанскому тракту. Здесь до лета 1960 г. возвышался приметный издали одинокий курган высотой 143 см, овальной формы (16 х 12 м), вытянутый с северо-запада на юго-восток. Раскопки были произведены в 1960 году Марийской археологической экспедицией МарНИИ с участием Казанского института языка, литературы и истории под руководством А.Х.Халикова, и с участием учащихся Козьмодемьянской и Виловатовской школ Горномарийского района. После снятия насыпи кургана выявилась огромная могильная яма в 12 м длиной и около 3 м шириной, несколько уменьшившаяся ко дну (10,2x1,6). Она была обложена досками, а сверху перекрыта накатом из деревянных плах. На перекрытии были обломки глиняных сосудов, литейные формы, углистые пятна. А в засыпи вместе с землей встречались угольки, обломки костей животных (корова, кабан, медведь) и мелкие человеческие кости. Кроме этой большой могильной ямы были еще две по краям (мужские и женские захоронения), а между ними круглое темное гуммированное пятно диаметром 1 м, глубиной почти столько же. Можно предположить, по аналогии с курганами в Чувашии, что здесь был столб, возможно, идол. Все это вместе с большой ямой ограждалось девятью вертикально поставленными по краям кургана столбами. Центральная яма глубиной 60—70 см содержала останки 27 мужских костяков положенных на подстилку из бересты. Костяки лежали на спине с подогнутыми и приподнятыми в коленях ногами. Можно уверенно говорить о том, что погребение было совершено одновременно. Почти на каждом костяке имеются следы смертельной травмы. Преимущественно в районе грудной клетки в тринадцати костяках торчали однотипные наконечники стрел с черешком и боковыми шипами. Череп одного из костяков пробит стрелой. У 11 костяков черепа вообще отсутствовали, очевидно, они были унесены врагами в качестве трофея, а у 7 костяков черепа, отрубленные в древности, были просто приставлены или положены около верхней половины костяка. Почти все черепа имеют следы трамв. В центральной части могилы были найдены два черепа, изолированные от костяков (№№ 13а и 136). Отмечалось, что скелеты №№ 15 и 16 «производят впечатление потревоженности» после распадения мягких тканей. Так, позвоночный столб костяка № 15 был дважды сильно смещен по всей длине - у крестца и в области грудных позвонков. Костяк № 16 выделялся сильным разрушением сегментов нижних конечностей: «правое бедро фрагмен-тировано так, что сохранилась лишь головка и коленная часть. Левая бедренная кость отсутствует. Голени сложены близ таза крест накрест». Положение костей погребенных и находка 13 каменных наконечников в заполнении могилы среди ребер давали все основания для предположения об одновременном захоронении жертв сражения. Большинство погребенных сопровождалось вещами. Уникальным является набор инструментов меднолитейщика: прекрасная литейная форма для отливки вислообушного топора, плита-наковальня, каменные молоты различной величины, тигли для плавки металла, шлифовальники и т. д. Этот кузнец был человеком, выделяющимся не только своим мастерством, но и недюжинной силой. По определению известного антрополога и археолога М. М. Герасимова, почти десять последних лет своей жизни он был одноглазым. Вместе с другими костяками были кремневые наконечники стрел, 20 глиняных сосудов, 25 костяных и несколько медных поделок. Набор костяных изделий состоит из цилиндрических колец, тупиков-гладилок, долотцев, игольников и иголок, шильев и своеобразных застежек-булавок. Сосуды представлены небольшими острореберными сосудиками с круглым дном, приближающимся по форме к колоколовидным. Из металла (меди) сделаны височные подвески, браслеты, подвески в виде многолепестковых розеток и т. п., шило и два кольца с заходящими концами. Все вещи типичны для населения абашевской культуры. Первыми антропологами, изучившими Пепкинские материалы, были Г.В.Лебединская и М.М. Герасимова. Данное исследование объединяло краниометрический анализ и графические реконструкции лица по черепу. Для № I и №15 Г.В. Лебединской выполнены пластические скульптурные реконструкции облика древнего абашевского человека. Эта реконстукция долгие годы открывала археологический зал Марийского краеведческого музея. Сейчас экспозиции нет, но в скором времени она будет возобновлена и вы сможете увидеть этого древнего человека. На черепах были описаны травмы и два возможных случая трепанаций. Повреждения, обнаруженные на черепах, интерпретированы как травматические последствия военного столкновения, причиненные, в большинстве своем, боевыми бронзовыми топорами топорами. Удары нанесены по вискам, темени, затылку, причем в основном сзади, т.е. со спины. Поэтому основной исследователь этого памятника, известный археологи А.Х. Халиков предположил, что абашевцы наткнулись на засаду или, скорее всего, были перебиты на ночлеге. «По-видимому, врагам первоначально удалось одержать победу и они почти у всех убитых унесли головы. Но торжество победителей было недолгим - подоспевшие соплеменники убитых сумели отбить тела погибших.» Общее заключение гласило - Пепкинское захоронение является братской могилой воинов. В институте археологии РАН проведены дополнительные исследования костных остатков Пепкинского кургана с использование новейшей аппаратуры (д.и.н. М.Б. Медниковой), которые показали, что травматические повреждения на черепах Пепкинского кургана имели следующий характер. 1. Рубленые травматические повреждения причинены, по-видимому, боевым топором . Некоторые черепа несут следы нескольких ударов: №76 - четырех ударов, № 79 - трех ударов 2. Имеются стреляные раны. Любопытно, что среди костей скелетов было найдено 13 наконечников, что свидетельствует об интенсивной стрельбе противника в ходе столкновения. Пять человек были ранены выстрелами сзади , т.е. действительно были застигнуты врасплох и попали в засаду. Другие абашевцы в момент ранения находились лицом к противнику. У третьего погребенного стрела вонзилась в середину восьмого снизу позвонка, у пятого и двадцать четвертого - найдены стрелы сбоку в области сердца. Изученные черепа были травмированы в основном оружием ближнего боа. По-видимому, при стрельбе целились не в голову. При использовании рубящего оружия (боевых топоров), наоборот, метили в голову. 3. На двух черепах (№№ 77 и 82) заметны следы трепанации. Поскольку не наблюдается изменений, связанных с образованем костной замыкающей пластинки, очевиден предсмертный или даже посмертный характер хирургического вмешательства. В последнем случае можно бы обсуждать возможность посмертного трепанирования как одного из элементов погребального обряда. В пользу ритуального трепанирования говорят некоторые особенности захоронения. Череп погребенного (№ 77) был найден в области груди «челюстью вверх», а на его «анатомическое» место была положена глиняная чашечка. Череп (№ 82) вообще был погребен отдельно, на стопах костяка №11. 4. На трех черепах зафиксированы обширные сквозные отверстия неправильной формы (черепа 76, 80, 81.) Некоторые участки этих отверстий несут следы искусственной обработки острыми предметами. Локализованы отверстия на боковой поверхности теменных и на височных костях. Предполагаемый характер процедуры: посмертное вскрытие черепной коробки для получения крупного костного фрагмента (например, для создания костного амулета). Любопытно, что российские находки амулетов из человеческого черепа чрезвычайно близки географически Пепкинскому кургану и происходят с городища у села Одоевского на р. Ветлуге. Как мы ранее упоминали, Д.Н. Анучин описывал амулет, вырезанный из теменной и лобной костей человеческого черепа слева. Позднее Б.С. Жуков нашел на городище еще 2 амулета. 5. Встречаются надрезы на черепах №№ 80 и 83. Локализация надрезов в височной области справа, параллельное их расположение свидетельствуют, с одной стороны, о неслучайности их обнаружения, с другой стороны, об определенных навыках человека, выполнявшего эту процедуру, связанную со скальпированием. Заметны также частые разрушения эпифизов крупных костей (скелета №7 и № 18), которые несут следы намеренного разрушения. Множественные следы надрезов на некоторых костях вряд ли можно объяснить ранениями, полученными в битве. На наш взгляд, особого внимания заслуживает отмеченное археологами «нарушение» костяка № 16 и отсутствие в составе этого скелета левой бедренной кости. Мы не можем исключить посмертного извлечения этого элемента скелета для последующего использования в ритуальных целях. Таким образом, проведенное обследование подтвердило вынесенное ранее суждение о гибели людей, похороненных в Пепкинском кургане, в военном столкновении. Сперва нападавшие на пепкинских мужчин использовали луки. В итоге, по меньшей мере, один человек получил сквозное ранение в центральной части левой теменной кости, другой - был ранен в верхнюю часть затылочной кости. Возможно, эти люди попали в засаду и были убиты внезапно. По крайней мере, отсутствие на этих черепах других боевых повреждений говорит о том, что раненные стрелами в голову не принимали участия в рукопашном сражении. Другие пепкинцы пали под ударами боевых топоров в лобовом столкновении. Судя по многочисленным переломам черепного свода, это было однотипное оружие с относительно узким лезвием, близкое по форме к вислообушным топорам. Можно реконструировать картину яростного сопротивления абашевцев: некоторые продолжали сражаться уже будучи раненными при обстреле (например индивидуум № 1), четыре удара топором понадобилось, чтобы сразить обладателя черепа № 74. Столь же упорно сопротивлялся атакованный с разных сторон индивидуум № 8 (череп № 78, «кузнец»). Далее, удалось детализировать картину обращения с телами погибших. Следы присмертного трепанирования, скальпирования, посмертное извлечение костных фрагментов для изготовления амулетов и, наконец, признаки посмертных манипуляций на костях конечностей свидетельствуют о сложном обряде, сопровождавшем коллективное погребение этой группы носителей абашевской культуры. На основании многофакторного анализа останков погребенных антропологи пришли к заключению, что все они были мужчинами, не достигшими тридцатилетнего возраста. Самому младшему было около 18 лет (№ 20), большинству - 20-25 лег: Графические реконструкции позволяют говорить об особенных чертах сходства некоторых абашевцев из Пепкино. Не будет большой натяжкой предположить, что многие из них состояли в тесном кровном родстве. Морфологическим своеобразием выделяются лишь останки одного человека, погребенного в сопровождении кузнечного инвентаря. Его череп характеризуется большей массивностью и шириной лица, индивидуум был заметно ниже ростом по сравнению с другими пепкинскими абашевцами. Особенности строения длинных костей пепкинского кузнеца передают специфику его трудовой деятельности. Среди погребенных нет останков женщин или мужчин зрелого и пожилого возраста, детей и подростков. Погребенные в центральной могиле Пепкинского кургана объединены в единое целое не только обстоятельствами своей гибели, но и сходными особенностями своей жизни. Сопутствующий инвентарь, в том числе положенный в могилу материальный комплекс литейщика, свидетельствуют о тщательности захоронения. Выявленные признаки посмертных манипуляций с останками говорят о попытках «обезвредить» умерших и, возможно, использовать некоторые части их тел в качестве реликвий и амулетов. Кроме того, отсутствие в могиле некоторых черепов явно указывает на бытование культа головы у соплеменников погибших, либо у их врагов, ставших причиной их смерти. Слишком многое свидетельствует о том, что погребение пепкинских абашевцев несет особую семантическую нагрузку. Половозрастной состав группы людей, погребенных в коллективной могиле Пепкинского кургана, скорее всего не случаен. Это не просто группа активных молодых людей абашевского племени, принимавшая участие в неудачном военном походе. Это могли быть члены одного мужского дома, и тогда сложные манипуляции с телами новопосвященных, представлявших особую ценность для социума, проходивших особую стадию инициации, обретают особый смысл. Что означает члены одного мужского дома. В известных случаях часть мужского населения, а именно юноши, с наступлением половой зрелости и до вступления в брак жили коммунами, в больших, специально построенных домах, «домах мужчин» или «домах холостых». Обычай продержался в европейском пространстве вплоть до средневековья (мужские поселения викингов) и нет оснований отвергать его распространенность среди населения эпохи бронзы. Большой мужской дом был центром сборищ союза посвященных, часто в его руках находилась фактическая власть над целым племенем, помещались главные святыни. По В.Я. Проппу, число братьев в мужской общине могло доходить до 30 человек, но фактически их бывало больше, потому что происходил приток новых членов и уход достигших брачного возраста. Отмечалось, что в пределах этих групп иногда образовывались более дробные - по 2 человека, обязанных защищать друг друга в боях, возможно, связанных друг с другом более тесным родством. Обычным занятием членов мужской общины могла быть охота, пища юношей - исключительно мясная и, по данным этнографии, продукты земледелия могли быть для них под запретом. Кроме того, как подчеркивает В.Я. Пропп, новопосвященным часто предоставлялись права разбоя или по отношению к соседнему племени, или, даже чаще, к своему собственному. «Разбой есть прерогатив новопосвященного». Стойкость пепкинских абашевцев может быть объяснена не только естественным стремлением сохранить свою жизнь, напротив, возможно, ее объяснение коренится в палеоевропейских представлениях, что постыдно возвратиться с поля живым, когда пали вождь и товарищи, постыдно быть превзойденным храбростью. После инициации общность крови и принесенного обета связывала мужчин, воинское братство можно рассматривать как разновидность жертвоприношения, поскольку оно объединено идеей «честно сражаться и принести себя в жертву». Фигура пепкинского кузнеца должна привлечь наше особое внимание. Как отмечалось, по представлениям некоторых народов, «кузнецы и шаманы из одного гнезда». Присутствие останков кузнеца, если принять гипотезу о принадлежности всех погребенных в могиле одному «мужскому дому», четко указывает на разделение обязанностей между членами группы. Вновь возвращаясь к работе В.Я. Проппа «Исторические корни волшебной сказки», подчеркнем, что образ кузнеца имеет выраженную сакральную окраску и очень часто связано «большим домом». Нам представляется, что все эти соображения делают более доступными для понимания особенности захоронения пепкинских абашевцев: В этом контексте присутствие присмертных и посмертных трепанаций может означать не только попытки оказать врачебную помощь, а скорее всего они имели ритуальный характер.
